Не столь единодушны мнения о Марии Валентиновне. Когда Герберт Уэллс побывал в революционной России, он посетил в Петрограде семью Шаляпина. Больше всего поразило писателя, что Мария Валентиновна расспрашивала его, что носят женщины в Лондоне, - «а то мы здесь совсем отстали от европейской моды»...
А в Москве всех поразило известие, что Иола Игнатьевна устроила в своем доме на Новинском лазарет и вместе с детьми ухаживала за ранеными..
В 1922 году Шаляпин со своей новой семьей уехал из России. Но предварительно позаботился о том. чтобы оставшаяся в Москве Иола с детьми из-за его эмиграции не пострадала. «Если из первой моей поездки за границу я вернулся в Петербург с некоторой надеждой как-нибудь вырваться на волю. - писал Шаляпин в мемуарах. - то из второй я вернулся домой с твердым намерением осуществить эту мечту. Я убедился, что за границей я могу жить более спокойно, более независимо, не отдавая никому ни в чем никаких отчетов, не спрашивая, как ученик приготовительного класса, можно ли выйти или нельзя...
Жить за границей одному без любимой семьи, мне не мыслилось, а выезд со всей семьей был, конечно, сложнее - разрешат ли. И вот тут - каюсь - я решил покривить душою. Я стал развивать мысль, что мои выступления за границей приносят советской власти пользу, делают ей большую рекламу «Вот. дескать, какие в «Советах» живут и процветают артисты!' Я этого, конечно, не думал Всем же понятно, что если я неплохо пою и неплохо играю, то в этом председатель Совнаркома ни душой ни телом не виноват, что таким уж меня задолго до большевизма создал Господь Бог. Я это просто бухнул в мой профит.
К моей мысли отнеслись, однако, серьезно и весьма благосклонно. Скоро в моем кармане лежало заветное разрешение мне выехать за границу с моей семьей...
Однако в Москве оставалась моя дочь, которая замужем, моя первая жена и мои сыновья. Я не хотел подвергать их каким-нибудь неприятностям в Москве и поэтому обратился к Дзержинскому с просьбой не делать поспешных заключений из каких бы то ни было сообщений обо мне иностранной печати. Может ведь найтись предприимчивый репортер, который напечатает сенсационное со мною интервью, а оно мне и не снилось.
Дзержинский меня внимательно выслушал и сказал:
-Хорошо».
Из-за границы он продолжал писать Иоле, чувствуя необходимость, как прежде, делиться творческими переживаниями с близким понимающим другом. И даже когда после официального развода в 1923 году свои письма он вдруг стал посылать не ей. а дочери, «любимой Ари-ше». - по всей вероятности, этого потребовала отныне законная его супруга. - Иола Игнатьевна понимала, что эти обстоятельные и теплые
письма адресованы в том числе и ей.
«Наверное, когда придет это письмо, мать будет уже в Москве. - писал он Ирине 3 января 1923 года из Америки. - Насчет Татьяны ты ей скажи. Я не понимаю, почему все мои дети должны учиться драматическому искусству. Почему? Ведь на сцену нужно идти людям с талантом, а не просто так себе. А по-моему, всех вас надо было обучать домашнему хозяйству и. в особенности, искусству быть хорошей женой и доброй матерью».
Лежу сейчас то в кровати, то в кресле, - писал Шаляпин б декабря 1937 года из Парижа, читаю книжки и вспоминаю прошлое: театры, города, лишения и успехи. Да! Вот-вот уж пятьдесят лет (шутка ли?), как пел и играл.
В одних казенных театрах фоглужил 28 лет. И сколько ролей сыграл! И кажется, недурно. Вот тебе и вятский мужичонко.
Страшно злюсь: Как это я, я! И вдруг… сердце захворало. Удивительно! Н... да! Законов природы не прейдеши!»
Это письмо Шаляпин написал за 4 месяца до смерти. В Париже до последнего вздоха с ним была рядом не сумевшая принять изменившуюся родину россиянка, а в Москве осталась любимая им иностранка, покинувшая ради своего «высоченного Иль Бассо» солнечную Италию.
Иола прожила в России 64 года и лишь во времена хрущевской оттепели, в 1960 году, вернулась на родину, где в 1964 году скончалась после продолжительной болезни в возрасте 90 лет. Из Москвы Иола Игнатьевна взяла с собой только альбомы с фотографиями ее любимого «Иль бассо».
